Покурить оленя в Гарманде. Ироническая проза - Владимир Данилушкин

☻ Здесь, в самом центре, черемуха в июле цветет, несколько дерев. Впору каждому дать имя – Белянка, Невеста, Шуга (льдинки, но и сахар одновременно, если по-английски). Кто-то любовался и вдыхал чарующий горьковатый аромат, а кто-то веток наломал. Кто смел, тот и съел. В начале июля здесь синие цветы – колокольчики, бубенчики, травка курочка-петушок. Приглядишься – находишь ирисы. А что это так пахнет медовым пряником? Клевер. Пересадка дерна, словно кожи, из загородной зоны позволяет выжить траве. Скверик чем-то похож на привокзальный или предбанный, осененный чувством грядущих тревожных перемен. А ближе к осени я ощущал с этой точки запах запаренных веников и парной – вот уж где единение с растительным миром полное! И даже бюст первого директора Дальстроя Берзина, кое-кем уже называемого Подберезовским, – из этого же ряда странных пространственно-временных оговорок неустойчиво текущего времени.

☻ Чередование солнечных часов, полудней, целого солнечного дня с хмурым не вызывает уже ни малейшего ответного равносильного трепыхания. На движения природы у меня нет сил. Из меня вытянуты жилы, как провода из хлорвиниловой изоляции. Нет, я не разочарован, просто не найду противоядия наступающему дождю. Чапаешь по городу – и вдруг на мгновение ощущаешь его своим домом, до боли родным, со всеми щербинками на асфальте и заклеенной объявлениями стеной. И все в тебе топорщится, как китовый ус и моржовый клык. Будто наглотался веселящего наркоза и сейчас под скальпель. За пазухой топор с не сваренной еще ухой. К чему бы это я? Просто на другой день узнаю: одному моему приятелю на операционном столе маску надели, а наркоз не дали. И не закричишь. Так без наркоза и удалили аппендикс. Куда мне деваться с моим даром предвидения! И еще скажите, зачем нас пугают шоковой терапией, если некоторые и шоковую хирургию запросто выносят!

Тут уж не могу удержаться про студента, который на практику пришел, энергетик. А по технике безопасности тройка. Встал, где нельзя, 10 тысяч вольт – не хило, да? Шарахнуло. Ну, обгорел, ну, зрение подсело, так жив же! считай, пронесло. Это начало тысячелетия, у нас все впереди.

☻ Вот и осень – лучшая в Магадане пора. Бывает, правда, дождь нудит сутки-другие-третьи без перерыва. Тогда звонит в редакцию какой-нибудь магаданец: почему, мол, в газете пишут: без осадков, а льет и льет? Что они себе думают?

Вы знаете, – пытается объяснить журналист, – это несовершенное дело – предсказание, хуже, чем у Нострадамуса. Во всем мире не найдены способы достоверных прогнозов.

– Да? Я читаю ваши статьи и вам верю, но все-таки надо бы их проверить. В сталинские времена просто так не отделались бы. Кто-то поплатился бы обязательно.

Безмолвно, одной мимикой возражаю. Моя двоюродная сестричка, дочка репрессированного, специально выбрала себе профессию синоптика, чтобы никто не привлек за недостачу, как врага народа. Эх! Да и сам вождь был в молодости синоптиком.

– Ну ладно, – обреченно соглашается незнакомец, – вы тогда исполните синоптикам песню по моей заявке: «Тучи над городом встали».

Газета, конечно не в силах исполнить заявку, звоню коллегам на радио. Они и рады. Исполнили «Не осенний мелкий дождичек».

Атмосферное давление в течение текущих суток будет падать, медленно и печально.

☻ Кстати, в ту осень на дальние точки, все медвежьи углы гидрометеослужбы планировали забросить тушенку «Завтрак туриста», со знаком качества. А она так всем осточертела, что отказались. Наслушались пьес про строителей, которые отказываются от премии, борясь в условиях тоталитаризма за свои права. Ну, и что же, по знакомству передалось, и редакция обогатилась дополнительным питанием.

А «Завтрак интуриста» у вас есть?

☻ Если бродил под дождем, собирая грибы, то их нужно отжимать, как губки и сушить в духовке на слабом огне, повесив на ниточках, я покажу, если хотите, как. Часа через два квартира наполняется запахом свежего хлеба, а через сутки сушеные грибы по виду напоминают сухофрукты. Каковы они на вкус, я не знаю, поскольку уже несколько лет забываем сварить из них суп, варим из бульонных кубиков, обертка которых, если верить рекламе, может изменить всю жизнь. Да, к слову: однажды я нашел на антресолях брусничное варенье восьмилетней давности и пил с ним чай за милую душу.

☻ Порыв ветра оборвал на сочленении зонтик незнакомки и отнес под колеса уазика. Тот раздавил радужное изделие, как паука. Не годятся восточные зонтики для нашего северного мокрого ветра, – подумал я вслух. Посторонняя тетка возразила, что у нее не корейский, а японский, три года уже прожил.

Ну да, а у нас год за полтора считают, – подумалось мне!

☻ Еще два дня без перерыва, как чесоточный зудень, пилит и пилит на одной струне души и тела дождь, на работе сыро и промозгло. От земли веет вечной мерзлотой, она сыта по горло ливнями, как пьяница, такой от нее выхлоп. По ней для полной картины должна пройти, крадучись, черная кошка. Песчаная грязь легка и стрясается с туфель топотом. Сердце устало стонать от тоски и вдруг затеплилось ожиданием счастья. Лучше всего ждать эти счастливые перемены тогда, когда тучи пореже.

☻ Стадион напоминает бассейн, московские артисты приехали на «полтинник» (юбилей города) и поют влажными голосами, как рыбы. Резво пляшут под ледяные небесные вздохи, зрители, дымясь спинами, аплодируют изо всех сил, чтобы согреться и вытрясти влагу из плащей. А когда заканчивается праздничный концерт, грустно вздыхают, ощущая во рту вкус жабр.

Так вам и надо, – бормочет и пыхтит пожилой тяжеловозик, весь под парами. – Пташки залетные, на год вам теперь хватит колымской экзотики! Презрение к веселым жизнерадостным людям, порхающим из города в город – не редкость, будто по их злой воле сидим мы в заточении в Магадане. Надо же и здесь кому-то жить, хотя бы для того, чтобы держать рубеж державы и не быть задавленными дружескими объятиями сопредельных стран.

☻ Дождь идет весь июль, август, сентябрь и октябрь, переходя в снегопады. Если выпить не с кем, позвони приятелю, пусть он тоже нальет, и можно чокнуться в телефонную трубку. Дни, каждый из них, проходят, как пьесы – с завязкой, кульминацией и стреляющим в финале ружьем. Покидая рабочее место, раскрываю в коридоре зонтик, а когда вываливаюсь на улицу, захлопываю его. Кажется, все это уже было, было, будто всю жизнь смотрел краткое содержание предыдущих серий. В Магадане тоже бывает первый снег, в начале октября, но сначала теплый, альпийский снег на вершинах сопок, иногда он лежит уже 10 сентября на брусничных полянах, как особое природное мороженое. В феврале он колючий, похожий на стекловату. (В мае автомобиль «Запорожец» с «ушами» за несколько часов занесен снегом по самые «уши». )

Стой, кто идет? Дождь! Пароль? Снег!

☻ В пять часов утра, уже по зимнему времени, по гололеду, выводит погулять свою собаку, эрдельтерьера Лаврентия магаданский писатель, ровесник Магадана, сын погибшего в сталинских застенках крупного хозяйственника, которого он никогда не видел живым. Проходит под редкими фонарями, возле музея, где хранятся документы о его отце и мимо библиотеки, куда пойдет утром. Иногда он доходит до первого каменного в городе, отцовского дома, где недавно продавалась квартира «сталинской планировки, после евроремонта». А внутренний голос добавляет: «железная дверь, решетки на окнах, колючая проволока, сторожевые вышки».

Собака шалеет от счастья движения, под короткой курчавой шерстью у нее горячее тело, которое можно жестко трогать руками, получая в ладони сухое электрическое тепло. Все равно энергии в теле Лаврентия остается столько, что ему хочется всех обнять и перецеловать.

И тут из темноты возникает одинокий запыхавшийся бегун в кроссовках из Кимр, замотанных скотчем, в пропитанном наждачной пылью колымских дорог спортивном костюме, поверх которого жилет с карманчиками и лампочки, как у мотоциклиста. Он встречается взглядами с собакой и человеком. Собака никогда не пытается бежать за таинственным спортсменом. Может быть, чует своего? Или же, наоборот, не ощущает запаха тела, может, и тела вовсе нет, а субстанция из мира тонких материй и призраков? Здесь много невинных и неприкаянных душ бродит с лагерных времен, льнут к писателю, он возвращает им имена.

☻ А в этот момент другой историк прогуливается по переулку Первый Железнодорожный, облаиваемый эстафетой собак, которых никогда не выгуливают хозяева, поскольку держат их в спартанских условиях. Также видит бегуна с лампочками на груди и размышляет, как при отсутствии железной дороги, зато наличии соответствующих переулков магаданцы умудряются бежать впереди паровоза в различных реформах, которые ведь спустя десятилетие могут быть признаны ложными.

Вот, например, американцы давно поняли, что наша система образования лучше и задумали ее перенять, да куда им! Ее надо перенимать вместе с нашими учителками. Они дома шторки не повесят – для класса их приберегут. Ночь недоспят, выходной недоотдыхают, лишь бы второгоднику Ивашке истину прописную разжевать да в рот положить.